На перекрёстке эпох, культур, судеб: явь и сны

(заметки писателя)

Часть вторая

А теперь перенесёмся на полвека вперёд, в советское время. Многие годы, что хорошо известно старожилам нашего города, рядом с Пушкинским сквером в скромном домике финского типа с садом, где каждое дерево посадил он сам, жил один из основоположников туркменской советской литературы, председатель Союза писателей Туркменской ССР в 1942-1950 годах, Герой Социалистического Труда (1969) Берды Мурадович Кербабаев (1894–1974).

Берды-ага, как мы его уважительно называли, любил памятник Пушкину, любил сквер, где часто прогуливался или один, или с многочисленными гостями-писателями из союзных республик и зарубежных стран.

И когда Берды Мурадович приходил в Пушкинский сквер с гостями, чтобы показать им с гордостью наш уникальный памятник, здесь подолгу звучали стихи Пушкина и на русском, и в переводах на разные языки. А Берды-ага, который буквально боготворил Александра Сергеевича и много его переводил, читал свои переводы.

В 1949 году Берды Кербабаев, которого всю жизнь питали как Пушкинские, так и национальные традиции, уходящие в глубину веков, написал одно из самых своих известных стихотворений – «У памятника А.С. Пушкину в Ашхабаде».

А перевёл стихотворение известный русский поэт и переводчик с восточных языков, лауреат Государственной премии Туркменской ССР (1971), Государственной премии СССР (1989, посмертно) Арсений Александрович Тарковский (1907-1989).

В 1946-1947 годах Тарковский жил в Ашхабаде. Гостил он в нашем городе не случайно. Его пригласили, чтобы мастер занимался кропотливой работой – переводами великого Махтумкули. Ныне его переводы признаны одними из лучших. Именно в эти годы Тарковский подружился со многими советскими туркменскими писателями и потом, вернувшись в Москву, переводил там их стихи.

Стихотворение Берды Мурадовича в переводе Арсения Тарковского  созвучно теме этих заметок. Поэтому, несмотря на то, что оно большое, мне хотелось бы привести его полностью:

Из города проснувшегося – прочь,

Едва рубины в небе заиграли,

Бежала потревоженная ночь,

Созвездья пряча в складках чёрной шали.

Я на прогулку вышел в ранний час, —

Весна гостила в городе у нас.

И развернулся алый венчик розы,

И захлебнулся песней соловей,

И солнечные  острые занозы

Сверкнули в тёмной зелени ветвей…

О, город мой! О, вешняя прохлада

Садов широкошумных Ашхабада!

О, юность седоусых стариков

И мудрая отвага молодежи!

Но торопливый стрекот молотков,

И посвист пил, на музыку похожий,

И хор согласный множества машин

В саду ловил я слухом не один:

Там, в сторону отеческого края

Взор устремив сквозь толщу стольких лет,

Стоял, главы подъятой не склоняя,

Одетый в бронзу северный поэт.

И мнилось мне: что смерть певцу свободы?

Он из бессмертья смотрит в наши годы!

Не смерть, а жизнь в чертах его лица!

Здесь пешеход сменяет пешехода

И шепчет строки русского певца

На языке родимого народа,

Горя его огнём… И потому

Я благодарно кланяюсь ему.

Великого народа сын могучий,

Он – мысль его, глагол его живой.

Никто с такою силою певучей,

Никто с такой любовью огневой,

Так вдохновенно – до его прихода –

Не славословил русского народа.

Есть крепкая меж ним и нами связь.

Когда печаль мне втайне сердце гложет,

Перо моё дрожит, остановясь,

И воплотиться замысел не может,

Его речам я внемлю в тишине,

И силы пробуждаются во мне.

Он с нами, наш вожатый ясноликий, —

В какие дали свет его проник!

«Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой,

И назовёт меня всяк сущий в ней язык…»

Я, скромный ученик его, ликую,

Читая надпись эту золотую.

Тебе, учитель, слава и почёт

В любом краю Советского Союза,

И в памяти народной не умрёт

Твоя неувядающая муза;

Ей внемлет русский, белорус, грузин,

Туркмен, якут, литовец, армянин…

О, вспомни, вспомни тяжесть крыльев чёрных

Имперского двуглавого орла!

Нет, не таил ты мыслей непокорных,

Нет, не склонял ты гордого чела –

Ты звучно пел о Родине любимой,

Жестоким самовластием гонимый.

Взгляни: тобою чаемая сила

Преобразила край твоих отцов

И племена другие одарила

Бесценным жемчугом твоих стихов;

Советскому народу в дни сражений

Служил поддержкой твой бессмертный гений.

Глубок и ясен смысл речей твоих.

В который раз клеветникам России

Бросаешь ты в лицо свой гневный стих?

В который раз, как трубы золотые,

Слова твои с народной песней в лад

На пиршествах торжественных звучат?

Когда наш дух пылает жаждой знанья,

Когда за мир мы боремся, когда

Увлечены мы делом созиданья

На поприще вседневного труда,

Глашатай жизни – ты повсюду с нами,

Свободного отечества сынами.

Смычки поют, и занавес плывёт.

С Онегиным на сцену входит Ленский,

И на устах  певца твой стих живёт,

Он прозвучит сегодня по-туркменски…

Дутар звенит в ауле, как ручей,

В согласье с музыкой твоих речей.

Из-под искусных пальцев ковровщицы

Проглядывает яркий облик твой…

О друг наш светлоглазый, смуглолицый,

Ты жив! Твоим народом и Москвой

Протянуты к нам дружеские руки.

Для нас не будет никогда разлуки!

Хвала народу русскому! Твой гений

Он выпестовал на груди своей.

Алеют розы… Праздник твой весенний

Встречает громкой песней соловей.

Не позабыт твой подвиг благородный,

Ты славою увенчан всенародной!

Продолжение следует…

Николай Алексеевич Головкин,

член Союза писателей России,

член Союза театральных деятелей России

Москва, февраль 2021 года